ДВОРНИЧЕНКО А.Ю.

«РУССКИЕ ЗЕМЛИ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО (ДО НАЧАЛА XVI в.). ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ СОЦИАЛЬНОГО И ПОЛИТИЧЕСКОГО СТРОЯ».



Раздел IV. Социальная борьба.

Очерк первый. От общинного «консенсуса» к сословной розни .

Для того чтобы лучше понять суть эволюции социальной борьбы в западнорусских землях, надо рассмотреть ее на протяжении длительного времени, лучше всего с Х-ХI вв. Это мы и хотим сейчас сделать на примере городских общин Верхнего Поднепровья и Подвинья.
Косвенные сведения о каких-то конфликтах в городских общинах этого региона имеются уже с Х-начала XI вв. К этомувремени относится такое явление, как перенос города. Перенос города связан со сложным процессом перестройки родо-племенных отношений в территориальные, который сопровождался борьбой между старой и новой знатью, противоречиями внутри общины.
После того как в этом регионе сформировались города-государства, изменился и сам характер социальных конфликтов. Под 1096 г. летопись сообщает о том, что князь Олег «приде Смолиньску и не прняша его смоляне...». Похожая история произошла с князем Ярополком - сыном Романа Ростиславича. После его смерти вдова Романа Ростиславича вспоминала: «… многие досады прия от смолян и не видя тя, господине, николи же противу их злоу никоторого зла въздающа…»
Интересны события 1185-1186 гг. В 1185 г. смоляне «створили вече» во время похода, который возглавлял князь Давыд. Под Треполем «смолняне же почаша вече деяти, рекоуще: мы пошли до Киева, даже бы была рать билися быхо, нам ли иное рати искати, то не можем...». По мнению В.Т. Пашуто, это не собрание «всех горожан и, пожалуй, не всего войска. Это военный совет». Н.Н. Воронин полагал, что здесь проявили себя бояре-дружинники, которые вздумали «вече деяти», когда нужно было, забыв усталость и свои боярские интересы, броситься на помощь переяславцам. Мы не можем согласиться ни с тем ни с другим исследователем. Речь здесь идет именно о вече, ведь вече «деяли» смоляне, «вои», т. е. ополчение, состоявшее из городских и сельских жителей. Повинуясь решению веча, князь Давыд должен был повернуть назад.
В следующем 1186 г. «въстань бысть Смоленьске промежи князем Давыдом и смолняны и много голов паде луцьших муж». По Н.Н. Воронину, это все те же бояре, «которые ударили по княжескому престижу Давыда в 1185 г.». В событиях следующего года он видит новый конфликт с боярами. М.Н. Тихомиров, также обративший внимание на эти события, затруднился определить причины распри князя с жителями Смоленска. «Неясно также, жертвой чего пали «лучшие мужи», было это результатом их борьбы с князем, или, наоборот, «лучшие люди» поддерживали князя против восставших смолян». Противоречива оценка этих событий Л.В. Алексеевым. Исследователь видит в данном эпизоде «борьбу богатых горожан» («лучших мужей»), которые возглавляли вече, с князем. Эти мужи и мужи князя гибли в борьбе». Но в одной из глав, посвященной истории политической жизни Смоленской земли, он пишет иначе: «Дело происходило в конце (мартовского) года, т. е. в феврале, когда запасы истощились. Голодная беднота Смоленска и Новгорода громила запасы бояр». О бедноте, громящей запасы бояр, летопись ничего не сообщает, однако наблюдения Л.В. Алексеева могут внести много нового в расшифровку смоленских событий. Он обоснованно связал смоленскую «встань» не с событиями под Треполем, а с тем, что происходило в Новгороде, откуда сторонник партии Ростиславичей Завид был вынужден бежать под Смоленск. Он был заменен противником ростиславичской партии. Перед нами борьба внутри городской общины, которую возглавляли боярские группировки. Видимо, и в Смоленске борьбу с князем возглавила боярская партия. Весьма важны и данные дендрохронологии. Действительно, неурожай 1186 г., о котором говорит дендрохронология Новгорода, Смоленска, Торопца и Мстиславля, вполне мог быть причиной волнений в Новгороде и Смоленске. В древних обществах вожди часто наделялись способностью влиять на природу, вызывать урожай или неурожай. В Скандинавии, например, короля, в правление которого был хороший урожай, называли «благополучным для урожая». Но если случался неурожай, короля могли самого принести в жертву богам. Вполне возможно предположение, что городская община в Смоленске и предъявила Давыду такого рода обвинения.
Продолжая обзор летописных сообщений, необходимо сказать о письме Олега Святославича, который писал о своей победе и при этом отмечал: «…сказывають ми из смолнян изымани, ажь братья их не добре с Давыдом...» В 1222 г. смоленское вече отвергло полоцкого князя.
Не менее активны были и полочане. По мысли Г. В. IIIтыхова, не без помощи веча, «выгна Всеслав Святополка из Полотьска». В 1128 г. полочане изгнали Давыда. Через несколько лет они заявили князю Святополку - «лишается нас» и выгнали его из города, а «Василка посадили Святославича». В 1151 г. полочане отправили своего князя Рогволода Борисовича в Минск, посадив на княжение Глебовича и послав Святославу Ольговичу крестоцелование. Ростислав Глебович прокняжил несколько лет, затем появились недовольные его правлением. Им было на кого опереться: в пригороде Полоцка Друцке обосновался Рогволод. В Друцке его встречали дрючане, полочане, видимо, противники Ростислава, покинувшие главный город. В Полоцке начались волнения, но ценой богатых даров, с большим трудом Ростиславу удалось на время стабилизировать положение. Вскоре его стали звать «льстью у брратьщину к святей Богородици к Старей на Петров день, да имуть и». В тот день полочане «не смеша на нь дьрзнути». Но обстановка оставалась накаленной, и на следующий день в городе собралось вече. В.Е. Данилович считал, что вече против Ростислава собирала партия, противная ему. Действительно, в городе «мнози бо хотяху Роговолода», но были и приятели Ростиславу от Полцанъ». Как подметил В.И. Сергеевич, «приятели» летописи - это политические партии, которые обычно группировались вокруг князей. На этот раз приятели Ростислава оказались в меньшинстве, и озлобившиеся на Ростислава впечники отправились избивать его дружину. Предупрежденный детским, Ростислав счел да лучшее покинуть город.
Рогволод мог не раз воочию убедиться в силе полоцкой городской общины и в том, как она скора на расправу. Понятно, почему он после битвы «иде в Дрьютеск, а Полотьску не смеити, занеже множьство погибе Полотчан». Рогволод был замещен Васильковичем. Интересны дли нас события, развернувшиеся в Полоцке в XIII в. и нашедшие отражение в так называемой «Понести о Святохне». Группировке, поддерживавшей Святохну, удалось настроить горожан против сторонников молодых полоцких князей, что и выявилось на созванном князем вече. Вскоре, впрочем, были доставлены письма от князей, которые послужили обвинительным документом против Святохны. Было вновь созвано вече. Народ на вече, убедившись в правоте партии, поддерживавшей молодых князей, расправился со сторонниками Святохны. Здесь, как мы видим, происходила борьба партий, претендующих на лидерство в городской общине. Но последнее слово оставалось, как и всегда, за городской общиной.
События 1186 г. в Смоленске, 1159 г. и описанные в «Повести о Святохне» в Полоцке - яркие и характерные примеры борьбы, разворачивавшейся в городских общинах Верхнего Поднепровья и Подвинья в тот период. Такого рода конфликты наблюдаются и в дальнейшем. По мнению П.В. Голубовского, период, начавшийся со смертью Федора Давыдовича, «характеризуется постоянной внутренней борьбой». Князь Святослав, например, взял с помощью полочан Смоленск и «иссече смолян много». П.В. Голубовский считал, что он перебил сторонников противной ему партии и сел на великокняжеский стол. Вполне вероятно, что жертвой гнева Святослава стали бояре, возглавлявшие враждебную ему партию. Так, во всяком случае, пострадали полоцкие бояре, сторонники Товтивила. «Убоице Миндовгове» «убиша добра князя Полотского Товтивила, а бояры полотские исковаша», после чего обратились к городской общине с просьбой выдать сына Товтивила. Ярослав тоже столкнулся с борьбой внутри городской общины. Летописец сообщает о том, что он «Смолняны уряди».
В 1380 г. «даст великий князь Якгаило Полтеск брату своему Скиргаило, и полочане приняти его не хотели на Полтеск». Весьма интересны события, связанные с переходом Смоленска под власть Литвы. В 1395 г. Витовт хитростью захватил Смоленск и посадил «наместников-ляхов». В 1400 г. к городу пришел смоленский князь Юрий вместе со своим родственником Олегом Рязанским. В городе были в то время «мятеж и крамола: овин хотяху Витовта, а другие отчича своего (Юрия. - А.Д.)». Юрий «сълася з горожаны», и они «предашася князю Юрию», а бояр смоленских, как, впрочем, и брянских, бывших здесь с князем Романом Брянским, «побиша» за то, что они не хотели князя Юрия. Когда той же осенью Витовт «придоша ратью к Смоленску» и стоял под городом, в Смоленске «тогда крамола бысть, людей посекоша много...». В этот раз Витовт вынужден был уйти ни с чем, а в 1404 г. он вновь появился под городом, а князь «Юрьи с Смолняны в городе затворися». Витовт снова вынужден был отойти, вскоре он вернулся, надеясь найти поддержку у Василия III, Юрий отправился в Москву. «Горожане же не могуще терпети в граде, в гладе пребывающе, и здаша град в руки Витовту». Как отметил В.И. Сергеевич, в Воскресенской летописи нет упоминаний о литовской партии в Смоленске. Но новгородское летописание донесло до нас сведения о «переветницах», которые «предали град в руки Витовта». Захватив город, Витовт «бояр смоленских пойма и разведе и заточи их, а иных смертью казни». Одна из летописей поясняет нам, что это были за бояре - те, которые хотели добра Юрию. Приведенный материал свидетельствует об активнейшей роли горожан в решении судеб своего города и в этот период. В то же время, как и раньше, здесь ясно видна руководящая роль боярских партий.
Итак, какие же черты характерны для борьбы, идущей внутри городских общин Верхнего Поднепровья и Подвинья на протяжении длительного времени? Борьба шла между городскими общинами и князьями. Принципиальное значение имеет то, что это отнюдь не борьба антагонистов. Выгнав одного «нелюбого» князя, община призываем другого. Право «призыва» подтверждается многочисленными примерами, и трансполяция этой традиции наблюдалась и на власть наместников, воевод. Это и понятно, поскольку князь в Древней Руси был необходимым элементом социально-политической структуры. В борьбе с князем община выступает не как разрозненная масса, а организованно, в форме веча. Призванные князья вынуждены заключать с городской общиной «ряд» - договор, который оговаривал обязательства князя перед общиной. Другая важнейшая черта, присущая борьбе, идущей в этот период в городских общинах, - раскол общины на разные, подчас противоборствующие партии. Во главе этих партий становятся бояре, «лучшие мужи», выполняя роль лидеров общества. Но в то же самое время сама община является еще единой, цельной, неразделенной на сословия. Расколы в общине - явление временное, и отделить от нее бояр, представить их инородным элементом не представляется возможным.
С течением времени положение меняется. Наряду с сохранением многих присущих раннему времени черт, появляются новые элементы. Борьба внутри городских общин постепенно приобретала иной характер. Это уже не борьба городской общины с князем и не борьба партий внутри городской общины, а борьба между формирующимися сословиями. Летопись довольно подробно сообщает о событиях в Смоленске в 1440 г. Тогда после гибели великого князя Жикгимонта в городе состоялось вече, на котором «владыка смоленскыи Семион и князи и бояре и местичи и черные люди» присягнули воеводе Андрею Саковичу в том, чтобы «не отступать от Литовской земли, признать того князя, которого посадят на великом княжении, а пока держать пана Саковича воеводой». Но потом «по Велице дни на святой недели в среду здумаша смоляне, черные люди, кузнецы, кожемяки, перешеиннки, мясьники, котелники пана Андрея согнати с города, а целование переступили и нарядилися во изброи и со луками, и со стрелами, и с косами, и з секирами, и зазвонили в колокол». Пан же Андрей «поча ся радити со бояры смоленскими» и вместе с ними и своим двором вступил в схватку с черными людьми, которая закончилась временным поражением последних. Однако, чувствуя непрочность своего положения, Андрей вместе с женой и смоленскими боярами выехал из города. Впрочем, с Андреем выехала, видимо, лишь часть бояр. После этого черные люди утопили в Днепре маршалка Петрыку и посадили воеводой князя Андрея Дорогобужского. Летописец Быховца здесь сообщает, что бояре, возмущенные тем, что они были отстранены от этих выборов, поехали жаловаться великому князю Литовскому. По-видимому, это та часть бояр, которая еще оставалась в Смоленске и, может быть, не принимала участия в побоище с черными людьми. Стремясь найти более сильную поддержку, смольняне - черные люди «одностайною радою» призвали на княжение Юрия Лигвеневича из Мстиславля. Юрий согласился. Когда вернулись из Трок смоленские бояре, он «посла... поимати бояр, и поимаша бояр и поковаша их, именье их подаваше бояром своим». Трудно сказать, кто эти «свои бояре»: то ли это антилитовская боярская партия, существовавшая в Смоленске, то ли бояре, прибывшие с Юрием из Мстиславля. События завершились приходом литовского войска и расправой с черными людьми.
В этом эпизоде, довольно подробно изложенном летописями, отразилась сложная картина. С одной стороны, здесь много того, что мы наблюдали и прежде: и призвание князей, и огромная роль вечевого собрания. Но явственно проступают уже и новые черты - консолидация сословий и борьба уже не между партиями, а между сословиями. Разделение общины на сословия и начало борьбы между ними отразились в самом формуляре грамот. Если формула «мужи полочане» свидетельствует о единой, сплоченной еще городской общине, подобно ранним новгородским клаузулам, то формула «от бояр, мещан и всего поспольства» говорит о растущей социальной дифференциации.
Несмотря на растущую дифференциацию городской общины, жизнедеятельность ее продолжалась в прежних формах, также на вече решались общие проблемы, отправляли послов в иные земли, совместно наблюдали за городской «скринькой». Но подспудно идет борьба, которая, лишь достигнув критической точки, вырвалась на поверхность. Еще в 1478 г. «послали полоцкие бояре и мещане и все поспольство Полоцкое место, свои послы полоцкие». А уже в 1486 г. «жаловали нам (великому князю. - А. Д.) мещане и дворяне, и чорные люди и все поспольство на бояр полоцких о том деле, што ж деи коли пожадасм помочи с места Полоцкого для потребизны земское и бояре деи нам в том вельми мало помагают». Споры теперь возникали и вокруг городской казны. Вот почему княжеская грамота предписывает контролировать казну представителям от бояр и других групп населения. Обыденными теперь стали раздельные вечевые собрания. Грамота приказывает: «Сымались бы вси посполу на том месте, где перед тым сымались здавна. А без бояр мещаном и дворяном городским и черни соимов не надобе чинить...» Гнев городской общины вызывало и то, что в городе появлялись боярские «закладни». По этой причине грамота предписывала: «...владыце и бояром закладнев за собою в месте полоцком не надобе мети…» Характерен и документ 1492 г.: «Полочапе взяли лист присяжный от всего места: з дворан был Тулубек и т. д., а з мещан Киприна и т. д., инъшие с попольства... А если бы не от въсего места лист възяли, то под виною». Как видим, здесь уже в понятие «всего места» не включаются бояре.
Княжеская власть, действуя в общегосударственных интересах, пыталась остановить «расползание» городской общины, но сделать это было уже невозможно. Тогда предпринимается следующий шаг. Им стала грамота на магдебургское право. Перенос на русскую почву иноземных правовых обычаев оказался болезненным и длительным. Впрочем, и грамота на магдебургское право не могла положить конец конфликтам в городе. Решить конфликтные проблемы должна была новая уставная грамота. Судя по ней, конфликт разгорелся в области внешней политики. Если раньше дела, связанные с внешней политикой, решались всей городской общиной, то теперь пришлось специально устанавливать порядок решения дел: «А коли отколе послы приедут о обидных делех... наместнику нашему полоцкому старшими бояры полоцкими призвавши к себе воита и старших мещан... решать эти дела». Борьба шла и вокруг земли. «...Што ся тычет права земляного, кому бы до кого дело о земли... тыи суды мает судити наместник наш полоцкии с старшими бояры полоцкими подлуг давнего обычая». М.Ф. Владимирский-Буданов подметил, что «подлуг давного обычая» судить надо было отнюдь не с одними боярами. Предметом разногласий теперь стала и торговля. Яблоком раздора были и зависимые люди: «...жаловали бояре полоцкие на войта и на мещан, што ж холопы их невольная и робы и иные люди, в пенязех будучи втекають до войта и до мещан». О спорах бояр с мещанами идет речь и в документах 1502 и 1510 гг.
Показателем кризиса полоцкого общества стал конфликт и по поводу церковных земель. Это были уже известные нам земли святой Софии - государственный общинный фонд Полоцка. Спор возник между архиепископом Лукой, с одной стороны, и крылошанами церкви св. Софии из-за сел Дольцы, Весничане, Путилковляне - с другой. Так как дело происходило уже после принятия магдебургского права, то «крылошанами» были войт, бурмистры и радцы. Они и отняли у владыки эти села, причем ссылались на волю князя Скиргайло, который передал их крылошанам. Владыка не смог представить никаких доказательств. По предположению А.Л. Хорошкевич, их у него и не было, так как, даже тщательно храня свой архив, он не смог извлечь из него ни одной грамоты на эти села.
Спор продолжался и в последующие годы. Первоначально перевес был на стороне горожан, которым князь Александр подтвердил все три сельца особой грамотой, данной боярину Глебу Остафьевичу, лентвойтам, бурмистрам и радцам. Полоцким властям вменялось в обязанность защищать население этих сел от архиепископа. Эта победа горожан была связана, скорее всего, с характером политики князя Александра в церковном вопросе.
Архиепископа поддержал наместник полоцкий Юрий Пацевич, который после проведенного расследования установил, что села были подсудны архиепископу и «на пригон на владычен двор хоживали за первых владык полоцких». Люди были переданы архиепископу Луке.
Вскоре спор получил продолжение. Наместник Станислав Глебович подал грамоту по делу церковных людей долчан с судиловцами, которые принадлежали великому князю, о подводной повинности. В этой «правой» по форме грамоте было указано, «што ж то з веков люди владычны». В пользу архиепископа свидетельствовал и боярин Сенько Епимах. Владыка же, сообщая, что эти люди «з веков владычны», отмечал, что они «крылошаном Святое Софеи только дань даивали, а владыце особныю дань дають». Прямо-таки «на воре шапка горит». Архиепископ сам признал факт зависимости спорных людей от клирошан. Но, сославшись на грамоту Олехны Судимонтовича и свидетельство Сеньки Епимаха, великий князь передал эти три села владыке. Судя по Полоцкой ревизии 1552 г., эти села и в середине XVI в. оставались в составе архиепископских владений. А.Л. Хорошкевич пишет, что «своей победой… архиепископ обязан временным поворотом в политике Александра по отношению к православной церкви, поворотом, обусловленным войной 1500-1503 гг.». Думаем, что тут надо видеть не только конкретный поворот во внешней политике великого князя, но и кардинальный поворот в делах внутренних, которые отныне окрашены в яркие землевладельческие тона.
Наконец, в источниках появляются и такие аспекты социальной борьбы, которые в наибольшей степени содержат в себе зерна борьбы классовой. Это борьба крестьян с теми крупными землевладельцами, в руки которых они попадали. Об одном из таких случаев рассказывает судная грамота великого князя Александра по делу о неповиновении вдове и сыновьям Андрея Селявы их людей - «сельчан». Люди обращаются к великому князю с жалобой на то, что вдова и сыновья боярина «держат нас за собою без данины отца твоего милости, а мы люди твоее милости господарские...». Такую же картину наблюдаем в Дубровенском пути Смоленской земли, где в конце XV в. интенсивно раздавались великокняжеские земли в руки частных владельцев. Об этом повествует, например, «вырок» великого князя Александра по делу Сеньки Тереховича, писаря Миколая Радивила. Спор этот возник с его подданными золотовлянами, Они пытались доказать господарю, что Сенька выпросил их у господаря «за мало». Их же в действительности было 70 «подымей». К великому князю обратились и жители села Горок в Полоцкой земле, которые обвинили вдову Глеба Остафьевича и ее детей в том, что они «тых люден без Данины и без листов, за себя забрали и грабежи великие им поделали». Великий князь присудил их пани Глебовой. Свиляне в конце XV в. отказались служить своим прежним господам - боярам Радковичам. «Люди наши» - «ужичане» в Смоленской земле жалуются, что их волость Ужицу забрали бояре. Количество этих примеров можно увеличить, однако размах такой борьбы - дело будущего, времени дальнейшего закрепощения крестьянства.
Такая эволюция социальной борьбы сопровождалась распадом прежней волостной структуры. Если раньше существовал традиционный древнерусский суд князя или наместника вместе с боярами и мещанами главного города, который производился над населением всей земли, всей волости, то теперь появляется несколько судов. Это магдебургский городской (т. е. замковый) суд наместника. В то же время в конце XV-начале XVI в. зарождается и начинает крепнуть вотчинный суд, что отразили уставные грамоты землям.
Разрушение единства волости наблюдается и в сфере военно-политической. Уходит в прошлое городовой полк, та военная сила земли, которая существовала здесь и в XV столетии. На смену идет шляхетское войско. «Полоцкие бояре по их отношению к военной службе делились на две категории: одни выезжали на войну сами, а другие выставляли определенное число конных, в зависимости от размеров их боярского землевладения». Красноречиво об этом свидетельствует «Попис войска...» 1528 г. Наибольшее количество воинов выставлял боярский род Корсаков и другие бояре - шляхта. Оборона земли теперь в гораздо меньшей степени лежала на горожанах, которые замкнулись в рамках магдебургского права. «Кремли-цитадели отделились от городов решительно, и за ними исключительно осталось название городов - «гродов».
Дольше сохранялась связь главного города и волости «по земле». Однако существование архаического мещанского землевладения имело постоянную тенденцию к уничтожению. Оно переливалось в руки боярства. «В конце XV в. начинается процесс разорения мещан, с результате которого они вынуждены продавать свои земли». Происходил процесс дифференциации уже мещанской общины: часть мещан выбивалась в состав шляхты, другие беднели, занимали положение на противоположном полюсе. Одновременно земля, волость, «расходилась по рукам». Все эти процессы, дошедшие до логического конца, зафиксированы в Ревизии 1552 г. В.И. Панов писал: «Если бросить общий взгляд на территорию Полоцкой земли, то окажется, что в изучаемое время (1552 г. - А. Д.) она представляла комплекс: 1) имений господарских, которые, как говорит М.К. Любавский, «по сути своей были государственным имуществом» (в это время уже государственным частным землевладением, добавим мы. - А. Д.); 2) имений частновладельческих... 3) духовных. Особое положение занимало место Полоцкое...»
Вот такие изменения в развитие социальной борьбы и волостную структуру, ведущую свое начало от Древней Руси, вносило крупное имение.
Со становлением крупного землевладения непосредственно была связана и социальная борьба в Поднепровских и Подвинских полостях. Если раньше «город был средоточием волости, которая составляла его присуд и которая обязана была его строить», так как в повинностном отношении «волость представляла единое целое», то теперь боярские люди отказывались от несения общеволостных повинностей. Уже тот факт, что центральная власть теперь постоянно напоминала о необходимости участвовать в несении общеволостных повинностей, весьма показателен. Вот люди Свислоцкой волости жалуются на людей бояр Котовичей, что они «здавна с волостью нашою Свислоцкой городы рубливали и ордынщину давали и дубащыну плачывали и мосты мосчывали» и т. д., а теперь отказываются. «...А в том нам, волости Свислоцкой, от них кривды и шкоды великие деются». Жалуются и «бобруяне старцы Кузма Вошка и Губарь от всих людей Бобруйской волости» на боярских людеи. Бояре Ильиничи еще в первой половине XV в. добились от Казимира освобождения от волостных повинностей. В йО-х годах к ним отошла земля Семснчиньская. Волость, однако, вернула их «в потяг» и с этой земли. Пришлось Казимиру дать специальную грамоту Ильиничам на освобождение их от потяга. Население Рославльской волости жаловалось, что боярин «забрал за себя семь сел их волости... отнял в них дуброву, выгон городский». Во всех этих случаях мы присутствуем при возникновении конфликтов между жителями города и волости, с одной стороны, и боярскими людьми - с другой. Это напоминание о «шкодах» - постоянная тема, которая прослеживается во многих документах. Вторичным был конфликт между городом и волостью. Он был производным от первого. Передача земель боярам нарушала земельное единство волости, вносила разнобой и сумятицу в обложение волости податями и повинностями. Довольно часто теперь мещане спорят с волощанами. В конце 1499 г. новогрудский войт и мещане жаловались великому князю на сорочника церинского Семена и «мужей-церинцев» в связи с тем, что те но хотят «стеречь в Новгородке по неделе». Великий князь велел «сорочнику церинскому и всим мужом недели стеречи с подводами в Новегородку по давному». Известен долгий спор Борисова и волости. При Витовте вся волость была освобождена от подводной повинности. При Казимире волость должна была исполнять ее в течение 10 недель, а город только в течение 3. В 1494 г. Александр уменьшил повинности волости до 10 недель, а повинности города увеличил до 6. «Борьбу за освобождение от подводной повинности вели мещане многих городов».
Такого рода конфликты знаменовали собой новую разновидность борьбы общин, прежде всего городских с «урядом» - государственной властью. По мере того как государственная власть все больше утрачивала свои общественно полезные функции в ущерб сословным интересам, эта борьба становилась все более напряженной. Первая половина XVI в. - время борьбы южнорусского городского населения «с местной правительственной властью - старостой за сохранение во всей его неприкосновенности старого общинного строя жизни». Действительно, наиболее интенсивно эта борьба развернулась на юге, но там она продолжалась и во второй половине XVI-XVII вв. Она тесно связана с казацким движением, с освободительной борьбой против поляков и нуждается в отдельном изучении.
Итак, мы видим, как под влиянием развития крупного землевладения меняется характер социальной борьбы. От борьбы идущей в городской общине между свободными людьми, разделившимися на вечевые партии и выступавших не против княжеской власти, а против конкретных князей, к борьбе, которая идет между сословиями, пусть еще недавно зародившимися, но уже имеющими свои интересы. Там, где община доживает до более поздних времен и успевает уже приобрести фискальный характер, начинаются неурядицы, возникают конфликты между «волощанами» и боярскими людьми, а потом и между волощанами и мещанами. Именно борьба между волощанами и боярами, которые их постепенно закрепощают, и несет в себе зерна борьбы, в наибольшей степени приближенной к антагонистической, классовой.



Очерк второй. Древнерусские традиции в контексте освободительной борьбы в Великом княжестве Литовском в XV в..

Теперь в поле зрения - те движения, которые происходилив русских землях Великого княжества Литовского в XV в. Это события, которые уже получили название национально-освободительной борьбы в Великом княжестве Литовском.
Изучив ход борьбы, авторы многотомной «Истории Украинской ССР» выявили в ее основе тенденции, суть которых можно свести к следующему: социальная база освободительного движения постоянно расширялась, чему способствовала значительно возросшая эксплуатация народных масс, прежде всего крестьянства; освободительное движение возглавляли удельные князья и другие местные «феодалы», которые для осуществления своих целей поддерживали недовольство литовскими «феодалами» в широких слоях народа.
Такова схема, создатели которой уверены, что она правильна. Стоит присмотреться к ней повнимательнее. Соответствует ли она действительности?
Борьба, разгоревшаяся в Великом княжестве Литовском в конце XIV-первой половине XV в., связана с именем князя Свидригайло. Эти события в дореволюционной историографии оценивались как движение аристократии. М.В. Довнар-Запольский, например, писал: «Если присмотреться к спискам лиц, окружавших этого князя и павших в битвах в его войсках, то среди них мы встречаем цвет тогдашнего княжья и боярства. Свидригайло поддерживает многочисленное русское боярство не как известная национальность, но как класс населения». В таком же ключе писал об этом движении и М.С. Грушевский, по мнению которого Свидригаило был «речником» не столько русского народа, сколько русской аристократии, поскольку борьба русских элементов под главенством Свидригаило была делом украинских и белорусских панов, а не народа. Об аристократическом характере «Свидригайловой партии» писал А.Е. Пресняков. «И тем не менее нельзя вполне отрицать своего рода национальный характер движения», - замечал исследователь.
В советской историографии «восстание» Свидригаило фактически не изучалось. Но если судить по некоторым высказываниям, ученые склонны трактовать его в плане феодальном. Так, феодальной войной считает это движение А.Л. Хорошкевич. Н.Н. Улащик пишет: «Сторонниками Свидригаило в его борьбе за великокняжеский трон были почти исключительно крупные феодалы, притом главным образом православные».
Необходимо вновь проанализировать эти события, внимательно всмотревшись в источники по литовско-русской истории. Комплекс исторических источников позволяет это сделать. Интересные сведения содержатся в летописях всех трех сводов у М. Стрыйковского, который добросовестно передавал летописные известия, и в других источниках.
Начало бурной «политической карьеры» князя Свидригайло вплетается в сложную и многоцветную мозаику политической борьбы, развернувшейся в Великом княжестве Литовском во время Кревской унии и после нее. В условиях усиливавшего нажима со стороны Польши, начинающейся католизации Великого княжества русские земли и князья занимали активную враждебную позицию по отношению к литовскому центру. «Князь Андреи полоцькыи приде с немьци лифянгы и со всею латыною на Литовскую землю и повоевал, пожьже много мест и сел... Той же зимы князь Свецьслав смоленский совет сотвори со князем Андреем полоцькым: он в Литву, а князь Светислав ко Орши». Летописец не жалеет красок для описания злодеяний, которые смоленские «вои» творили в Оршанском волости. Но это было еще только начало. Той же зимой князь Святослав, подумав со смоленскими боярами», предпринял осаду Мстиславля, а «в землю Мстиславскую вои пусти». Пришедший литовский князь нанес поражение смоленскому войску («...Избито бысть вои много множество, князей и бояр»). В этой борьбе, как мы уже отмечали, можно выделить несколько пластов. Тут и борьба против литовского «центра» за свою самостоятельность, а также борьба волостей между собой, Смоленская волость пыталась противостоять выделению Мстиславской. О том, что на стороне Андрея Ольгердовича также была полоцкая волость, свидетельствуют предшествующие события, когда полочане отвергли Скиргайло, присланного великим литовским князем. В этот же период развернулась борьба за Киевскую землю, в ходе которой в полной мере проявились общинные традиции этой старой русской земли. Тогда же литовской великокняжеской власти пришлось преодолевать сопротивление и «Подольской земли». Летопись прослеживает покорение городов этой самой южной восточнославянской земли княжества. Как раз в это время мы и встречаемся со Свидригайло (имеется в виду «витебская авантюра» (М.С. Грушевский)). В ту пору обиженный князь, нарушив «совет и указание» Ягайло, захватил Витебск. «Владевший» до того «Витебском и всею землею Витебскою» Федор Весна был убит. Последующие события показали, что Свидригайло захватил Витебск, опираясь на витебскую городскую общину и, вероятно, на всю землю и зависевшие от Витебска пригороды. Летопись сообщает, что князь Витовт, «совокупи вой многи», пошел на Витебск. Друцкие князья встретили его и «удариша ему челом у службу». «И отоле поиде к Орши; ршане затворишася у граде и боронишася два дни, и удаша град». Витебск сопротивлялся дольше. «И начаша твердо добывати града Витебска, и пушки поставиша, витбляпе же не утерпеша и начата удаватися великому князю Витовту». В конце концов витебская община вынуждена была сдаться. Может быть, еще и потому, что на помощь Витовту пришел смоленский князь с ополчением смоленской земли. Типичная картинка из древнерусской жизни: главный город отстаивает своего князя, зависимый от главного более мелкий город сохраняет преданность главному городу, а соседняя земля присылает волостное ополчение, чтобы помочь врагу Витебской волости.
1401 год застал нашего героя в Подолии. Здесь образовался узел сложных политических противоречий. Западная часть Подолии была отдана в держание Спытку Мельштинскому. После его исчезновения на Ворскле, в 1399 г., Западная Подолия была передана жене Спытка до вероятного возвращения ее мужа. Свидригайло, которому в 1398 г. досталась Брацлавщина, предъявил претензии на всю Подолию, Он вокняжился в Каменце. Одновременно поднялся Смоленск. А. Левицкий связал эти события воедино. Но в этом случае и события в Витебске приобретают еще более отчетливую окраску. И на севере, и на юге это была борьба волостей за свою самостоятельность и, главное, за право иметь собственного князя. Это страстное желание русских волостей проходит через все события первой половины XV в.
В 1403 г. литовские войска безуспешно «ходили» на Смоленск и заняли лишь его пригород - Вязьму. На Подолье центром сопротивления королевским войскам стала городская община Каменец-Подольского. По свидетельству Яна Длугоша, она боролась вплоть до сентября 1404 г. После того как пал Смоленск, Подолье также не могло дольше держаться, и Каменец открыл ворота Ягайло.
«Мир с крестоносцами и подавление восстаний в Смоленске и на Подолии позволили литовской власти расправиться также с восстаниями, вновь вспыхнувшими в 1405 г. в пограничных с Россией княжествах, в том числе в Северщине. Их возглавляли предводитель недавнего восстания в Смоленске князь Юрий... стародубский князь Александр Патрикеевич и князь Александр Иванович Гольшанский». Князья возглавили это движение. А что же князь Свидригайло?
В своих дальнейших приключениях он окружен русскими людьми - знатью, но только ли знать поддерживала его в этот период? Думаем, что нет, так как бояре оставались еще во многом лидерами городских общин. С Северщины Свидригайло уходит в сопровождении черниговских, брянских, стародубских, любутских и рославльских бояр, у нас есть основания говорить о том, что и городские общины поддерживали мятежного князя (сильная вечевая традиция прослеживается в таких городах, как Брянск, на всем протяжении XIV в.). Косвенным подтверждением того, что «программа» Свидригайло не была аристократической, является следующий факт. Немецкие агенты доносили, что литовцы желали бы иметь великим князем Свидригайло, а не Витовта. «Не только русские люди, но даже и литовское простонародье сочувствовало Свидрнгайло»,- пишет М.К. Любавский.
В июле 1408 г. Свидригайло ушел в Москву. Там он получил огромное кормление. Косвенно это также свидетельствует характере статуса этого князя. Земельная собственность еще не стала главным источником дохода для него.
В 1409 г. он вновь объявился в Великом княжестве Литовском. Видимо, не без основания заподозренный Витовтом в измене, он был брошен в тюрьму. Через восемь с половиной лет (весной 1418 г.) его хитростью освободил из плена князь Дашко Федорович - сын князя Острожского. Освобождение неугомонного князя из Кременецкого замка - сюжет для авантюрного романа, «И оттоле поиде Швитригайло во Угры, а взял Луцеск» Судя по всему, он опирался и здесь на поддержку городской общины, так как с волынским боярством, дальше других отрядов боярства русских земель продвинувшемуся «по землевладельческому пути», у него сложились напряженные отношения. Летописец отмечает, что он у волынских бояр «отлучил» полтораста коней. Потерпев поражение, он бежал в Молдавию и далее в Венгрию, но затем был вновь прощен королем, а в 1420 г. помирился и с Витовтом, получив в княжение Чернигов, Новгород-Северский и Брянск.
Звезда Свидригайло взошла после смерти Витовта. Наконец он стал великим князем Литовско-Русского государства. Надо отдать ему должное - он не забыл тех, кто поддерживал его в годину суровых испытании. В январе 1432 г. епископ краковский Збигнев Олесницкий писал кардиналу, что Свидригайло во всем слушается русских схизматиков и роздал им почти все важнейшие замки и уряды, чего не было при покойном Витовте. Казалось бы, речь идет о русской знати, но, как уже отмечалось, право управлять собственными князьями и боярами - одно из главнейших чаяний городских общин-земель, и здесь раздачей «урядов» русским Свидригайло удовлетворяли их интересы. Не случайно его договор с Орденом от 15 мая 1432 г., наряду с князьями и панами, подписали и мещане киевские, черниговские, владимирские, витебские, новгородские, полоцкие, браславские, брестские, дорогицкие. М.К. Любавский писал: «Едва ли это участие мещан не было вызвано стремлением сообщить договору с Орденом, так сказать, эквивалентную силу, ибо со стороны Ордена в договоре участвовали, кроме должностных лиц и рыцарей, также и города» Нам представляется более правильной точка зрения М.В. Довнар-Запольского, который отмечал, что этот факт указывает на значение городских общин. О большой роли мещанства в связи с упомянутым договором пишет и А.Л. Хорошкевич. Она же справедливо замечает, что мещанство тогда еще не выделилось из городской общины (так что речь может идти и о всей городской общине в целом). Во всяком случае, в момент новых испытаний Свидригайло опирался на городские общины. Испытания эти были следствием переворота, который совершил Сигизмунд Кейстутьевич. Под Ошмянами он напал на Свидригайло, и тот с горсткой своих сторонников еле унес ноги. Великое княжество Литовское раскололось на две части: Великое княжество Литовское в узком смысле слова, т. е. собственно литовские земли с приросшими уже к ним землями так называемой Черной Руси, части Полоцкой земли и земли-аннексы. Литва посадила на великое княжение Сигизмунда, а Свидригайло пошел к Полоцку и Смоленску, и «князи русские и бояре и вся земля посадили Швитригайла на Великом княжестве Русском». Значит, в избрании Свидригайло на великое княжение участвовали не только знать, но и «земля», т. е, масса городского и сельского свободного люда. В этом нас убеждают не только конкретные летописные сообщения, но и весь комплекс материалов по городским общинам Верхнего Поднепровья и Подвинья, сохранявшим свой городской строй со времен Киевской Руси. Впрочем, есть и конкретные прецеденты из социально-политической жизни западнорусских земель.
Деятельными помощниками Свидригайло в его борьбе с Сигизмундом были и киевляне. Их отряды встречаем и в неудачной схватке под Ошмянами, и в более удачном столкновении с Петром Монтыгирдовичем, и в сражении под Вилькомирем. В 1436 г. при помощи киевлян воевода Юрша подчинил отложившийся от Свидригайло Стародуб. В 1436 г. в Киев была перенесена и резиденция князя, которая раньше находилась в Полоцке, а затем Витебске. Лишь на короткое время город оказался в руках сторонников Сигизмунда, но потом снова перешел на сторону Свидригайло. А когда Сигизмунд сделал попытку овладеть Киевом, то киевляне (под командованием Юрши) с помощью татар отбили его воинство.
О том, что Свидригайло опирался на древнерусские волости свидетельствуют и уставные грамоты. Исследователи давно установили, что Свидригайло, подобно другим великим князьям, заключил с главнейшими волостями ряд - договор, дал уставные грамоты. Но ведь уставные грамоты XIV-XV вв. договоры городов-государств, земель с княжеской властью, в этом смысле прямые преемники и продолжатели древнерусского «ряда».
Но вернемся к тем событиям, которые произошли после избрания Свидригайло на «Великое княжение Русское». Русские волости не только избрали его, но и дали ему военную силу («сила великая русская», «все русские силы» - ополчения русских земель). Анализ летописных сообщений показал, что «сила» в данном случае - это городской полк, ведущий свое происхождение от времен Киевской Руси, включавший в себя князей, бояр, местичей, сельских жителей. Такие городские полки и составляли основу силы Свидригайло в ходе его борьбы. Об этом сказано и в «Летописце Литовском и Жомойтском». Согласно ему, Свидригайло «тягнул до Литвы, бурячи и палячи, маяючи великую помочь от тестя своего, князя Бориса Тверского, также с полочан, киян и волынцев» Очень красноречива запись об этих событиях у М. Стрыйковского. Он сообщает о том, что Свидригайло получил великую помощь от полочан, смоленчан, киевлян и волынцев. Сигизмунд же собрал против него войско, состоявшее из «вильновцев», а также троцкой, новгородской, завилийской и другой шляхты. По аналогии с «вильновцами» и в противопоставлении шляхте можно смело утверждать, что М. Стрыйковский с русской стороны имел в виду именно жителей городов.
Одновременно со Свидригайло на Волыни выступил его сторонник Александр Ноc. Он опирался на «лучан». Об этом сообщает грамота Сигизмунда Кейстутьевича, повествуя о тех бедах, которые произошли из-за перемирия поляков со Свидригайло. «...Што нам и оное перемирие вчинило, што ваши с Лучапы взяли. Пришед с Луцка около Берестья, около Каменца все пусто вчинили...». Речь здесь идет о жителях города Луцка, а не о волынской шляхте.
Борьба двух сторон была ожесточенной. Решающим оказалось сражение «за Вилькомирием». Свидригайло в очередной раз потерял все. «...Множество побиша князей и бояр и местичев», - сообщает Супрасльская летопись. А князь Сигизмунд собрав большое войско под командованием сына Михаила, направил его на русские земли. Сначала он думал покорить Смоленск. Смоляне предупредили разгром родного города. «Смольняне стретили князя Михаила на Рши, и далися спольняне князю великому Жикгимонту и его сыну». Что тут сыграло главную роль? То ли измена, которая свила себе гнездо в Смоленске под эгидой митрополита Герасима, то ли просто тактика смольнян - сказать трудно. Полочане и витебляне сопротивлялись отчаянно. Но летом «полотяне и видбляне, не чюя собе помощи ниоткуля и дашася князю великому Жикгимонту Кестутевичу».
Итак, дело Свидригайло было фактически проиграно. Но дальнейшие события показали, что недовольство русских волостей будировалось отнюдь не только деятельностью энергичного и склонного к авантюрам литовского князя. После возведения на великокняжеский стол Казимира во многих землях произошли выступления местного населения. Интересны в этой связи события, произошедшие в Киевской земле. Местный князь бежал в Брянск, а затем в Москву и отсюда со вспомогательным московским войском подступил к Киеву, причем киевляне легко поддались ему и приняли его наместников и гарнизон. Как пишет М.К. Любавский, есть данные, что и Владимир со своим округом, равно как и Каменец, Дорогичинская земля отложился от Литвы. Но наиболее яркие события произошли в Смоленске.
При первом взгляде на события 30-40-х годов в Великом княжестве Литовском заметно их сходство с тем, что происходило в это же время в Великом княжестве Московском. Речь идет о борьбе московского князя с галицкими князьями. За ней в советской историографии прочно утвердилось название «феодальная война». Л.В. Черепнин, правда, отметил, что с определенного момента наметилось перерастание войны феодальной, внутриклассовой в войну гражданскую, а политическая борьба перерастала в борьбу социальную - феодальная война непосредственно затрагивала широкие массы трудового люда. Ученый обратил внимание на участие в этих событиях городского и сельского населения. В советской историографии в движении Свидригайло отмечалось участие городского и сельского люда.
Наше исследование также подтверждает это наблюдение. Каков же был характер этою участия и о каких явлениях в жизни того и другого государств оно свидетельствует? Обращает на себя внимание, что опорой для Свидригайло в ВКЛ и для галицких князей служат в основном те районы, где в наибольшей степени сохранялись древние демократические традиции. Для Свидригайло это Полоцк, Витебск, Смоленск, Киев, а для противников Василия Темного - север европейской части России. Города севера - Галич, Вятка и др. - также в наибольшей степени еще сохраняли древние демократические порядки. «Вятчане», наряду с «галичанами», неоднократно упоминаются в составе военных сил галицких князей. Надо сразу оговориться. что эта городская демократия отнюдь не связана с борьбой за коммунальные свободы. Непосредственная демократия - яркая черта древнерусских городов-государств, которые и ряде региионов (Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк. Витебск) сохранялись и в XIII-XV вв., а в других регионах продолжали жить и виде существенных своих элементов. Вот почему есть основания видеть в населении лишь «аморфную массу, которая служит опорой для удельных деспотов». Городской и сельский люд выступал организованно, в форме ополчений, имел и собственную «программу»: желание иметь собственного князя, сохранить свои вольности. Князья, естественно, будь это Свидригайло или Юрий Дмитриевич, Сигизмунд или Василий Темный, имели собственные интересы. Но они вынуждены были опираться на народные массы, заключать с ними договоры, давать уставные грамоты - ряды. В связи с этим нельзя не обратить внимание на один интереснейший момент. Можно говорить о своего рода альтернативе в развитии государственности и Восточной Европе. А.А. Зимин обратил внимание на то, что Дмитрий Шемяка, оставив Москву, приступил к созданию самостоятельного государства на севере, в которое входили Устюг, Галич, Вятка. По мысли А.А. Зимина, в планы Шемяки могло входить и соединение с Новгородом более прочное, чем было достигнуто. В Великом княжестве Литовском также существовал проект «Великого княжества Русского», По какому пути пошла бы русская государственность, если бы такие государства были созданы, остается только гадать. Наверняка по более демократичному. Но народные массы потерпели в этой борьбе поражение, что, в свою очередь, способствовало развитию крупного землевладения и основанной на ней государственности.
Находит объяснение и малая в конечном иготе эффективность этой борьбы. А.Е. Пресняков считал, что «слабосильный, анемичный характер борьбы происходит из-за того, что она не затронула широких общественных слоев (украинских и белорусских), не говоря уже о народных массах». Проанализированный материал свидетельствует о том, что в данном случае А.Е. Пресняков был не прав. «Анемичность» борьбы объясняется тем, что вели ее земли-аннексы, сохранившие не только облик, но и суть древнерусских городов-государств. Так же как и в древнерусский период, они действовали разрозненно, часто враждовали и друг с другом.
Итак, события второй четверти XV в. – своеобразный всплеск древнерусских демократических порядков, отживающий в целом свой век. Особенно это заметно в сравнении с движениями, имевшими место в последней четверти XV-начала XVI в.
К началу 80-х годов относятся события, которые вошли в историю Западной Руси под названием «заговор русских князей». Вторая Софийская летопись сообщает об этих событиях: «Того же лета бысть мятеж в Литовской земле: восхотеша вотчичи - Ольшанской да Олелькович, да князь Федор Бельской по Березыню реку отвести на великого князя (московского) Литовской земли» Согласно польским источникам, князья думали убить Казимира то ли на охоте, то ли на свадьбе Ивана Бельского с сестрой Александра Чарторыйского, но были преданы кем-то из «дворян». Заговор был раскрыт. Бельский бежал в Москву. Ольшанский и Олелькович были схвачены и казнены 30 августа 1481 г. По мысли А.Е. Преснякова, замыслы заговорщиков были гораздо шире. Князья считали себя «отчичами» не киевскими только, но и виленского стола. Выдвигая такую точку зрения, А.Е. Пресняков опирается на высказывания внука Бельского, который писал в 1567 г. из Москвы Сигизмунду-Августу: «Ино наша была отчизна великое княжество Литовское, занеже прапрадед наш князь Володимер великого князя сын Ольгердов, и как князь великий Ольгерд понял другую жену тверитянку и мое для другой своей жены прадеда нашего оставил, а дал тот столец, великое княжество Литовское, другой своей жене детям, сыну Ягайлу». «Такие притязании легко могли подняться в эпоху кандидатуры Семена Ольельковича на великое княжество Литовское» - замечает историк. Вряд ли приведенный документ позволяет сделать столь далеко идущие выводы - он бил составлен уже в другую историческую эпоху. Между тем А.Е. Пресняков, постулируя политико-исторические мотивы «заговора князей», опирается именно на него. При этом он критикует М.С. Грушевского, который видел в «заговоре» недовольство русских князей положением дел в великим княжестве Литовском, а также Ф. Папэ, считавшего этот заговор «борьбой центробежных сил удельных с верховной централизующей властью», Другой весьма спорный момент - участие народных масс в этом движении, момент, представляющий для нас особый интерес. Это был «заговор князей» «династически-родовой». Мы знаем имена только трех участников, и на «земли» они не опирались. Киевские бояре изменили Олельковичам и при своей «измене» и остались. А вот мнение современного исследователя И.Б. Грекова: «В Поднепровье они (князья - А. Д.) действовали в качестве киевско-русских князей, опираясь на стремление широких слоев местного населения оградить себя от натиска польских феодалов и католической церкви».
Истина, как это часто бывает, где-то посередине. У нас нет оснований отрицать участие народных масс в этих событиях. Нужно вспомнить предшествующие события. В 1471 г. После смерти киевского князя Семена Олельковича киевское княжество было ликвидировано. Воеводой был назначен литовский пан Мартин Янович Гаштольд. Киевляне не хотели принимать католика. Этот факт надо оценить в полной мере. Здесь видим проявление старых вечевых традиций - община сама хочет выбирать себе вождя. В этой связи привлекает внимание состав заговорщиков. Все они отпрыски старых княжеских родов. Среди них Михаило Олелькович - любимец киевлян, и Федор Бельский, тоже принадлежавший к старому княжескому роду, а также Иван Юрьевич Ольшанский, род которых также был связан с киевским княжением. Таким образом, даже беглого взгляда достаточно, чтобы уловить суть этого движения – оно многими нитями связано с прежними традициями. Причина его - дальнейшее наступление великокняжеской власти на права и привилегии русского населения Великого княжества Литовского, ликвидация княжений. Народные массы не могли не реагировать на эти события.
Ситуация изменилась в первой четверти XVI в. В 1508 г. здесь вспыхнуло восстание Михаила Глинского. Биография этого деятеля не раз служила объектом анализа, в том числе и в последнее время. Хорошо изучена и его родословная. В этой биографии для нас важно отметить, что благосостояние семьи Глинских с самого начала полностью зависело от воли князя, которому они служили. Глинские не имели местных корней, не были связаны с древними традициями политической жизни. Это полностью отразилось на ходе восстания. Ход восстания также неплохо изучен, особенно после опубликования А.А. Зиминым летописца, содержащего уникальные сведения о нем. Центром движения стала Туровщина, которая в это время уже приобрела характер «удела». Сам этот факт уже о многом говорит. Трудно сказать, на кого опирался здесь М. Глинский, но участия народных масс не наблюдается. Мозырь также открыл ворота Глинским, прежде всего потому, что воеводой здесь был Якуб Ивашецев - зять Михаила Глинского. Удалось взять и другой «удельный город» - Клецк. Но под Минском и Слуцком Глинских постигла неудача. От Минска М. Глинский вместе с войском пришедшего ему на помощь В. Шемячича двинулся к Друцку, где Василию III «князи друцкие здалися и з городом и крест целовали, что им служити великому князю». Внимательно проанализировавший события, связанные с восстанием М. Глинского, А.А. Зимин имел все основания сказать, что «княжата не захотели использовать народное движение белорусов и украинцев за воссоединение с Россией, предпочитая опираться па сравнительно небольшую группу своих православных сторонников из крупной знати». С этой мыслью мы вполне можем согласиться, однако любопытно выяснить накал этого народного движения. Видим, что народные массы в движении не участвовали. Таким образом, восстание М. Глинского в корне отличалось от «заговора князей» 80-х годов XV в., не говоря уж о восстании Свидригайло. Это был бунт обиженного сатрапа, оказавший минимальное воздействие «на ход внутренней эволюции Литовско-Русского государства». движение возникшее в условиях уже достаточно интенсивного развития крупного землевладения в период отрыва землевладельческой знати от народа.
Проанализирован материал о движениях, разворачивавшихся на территории Великого княжества Литовского в конце XIV-начале XVI в., мы приходим к выводу диаметрально противоположному тому, что принят в советской историографии. На протяжении этого времени происходило не расширение, а сужение социальной базы народных движений, что было связано с постепенным изживанием древнерусских демократических традиций, формированием сословно-аристократического государства.